Доктор Пако Парри, Детская пластическая хирургия.

Детская пластическая хирургия

Ежегодно на лечение в Барселону приезжает около 20.000 пациентов со всего мира. ЖурналTop Russ решил познакомить своих читателей со всемирно известными центрами и мировыми авторитетами, которые превратили Барселону в один из самых престижных городов мира для получения медицинской помощи.

ДОКТОР ПАКО ПАРРИ

За свою жизнь Доктор Пако Парри сделал возможным улыбку более 1000 детей, которые из-за тяжёлой деформации лица просто физически не могли улыбаться. Шеф реконструктивной и пластической хирургии одного из лучших детских госпиталей в мире – Сан Джоан де Деу

В связи с огромной заинтересованностью российских пациентов в услугах профессионала в области детской реконструктивной хирургии -Доктора Пако, мы попросили его рассказать о его работе и доктор любезно согласился ответить на наши вопросы вопросы.

Доктор Пако, почему всё-таки такая тяжёлая специальность, как пластическая хирургия у детей, да ещё лица и шеи?

- Детская пластическая хирургия – это специальность, в которой всё несправедливо. Ты встречаешь и пытаешься исправить полную и вопиющую несправедливость. Почему этот малыш родился с этим тяжелейшим пороком? Без уха, или с заячьей губой или глубочайшей расщелиной, которая начинается на губе и разрывает все нёбо, всю верхнюю челюсть, так что две половины лица как будто не сращены. Почему это случилось с этим малышом? Это никто не может объяснить ни ему, ни его родителям. Да и не нужно пытаться искать объяснение, нужно делать!

- Детская и взрослая пластическая хирургия – это ведь две абсолютно разные истории...

- Именно. Большинство взрослой пластической хирургии – это случаи, когда мы хотим что-то улучшить или вернуть в прежнее состояние. А детская – это когда мы просто хотим, чтобы ребенок с тяжелейшим и очевидным пороком выглядел и чувствовал себя совершенно нормальным. Это самое важное – мотив. Но есть и еще одна огромная разница. Фактор времени. Время в нашей работе проявляется в двух ипостасях.

Во-первых, когда ты оперируешь лицо господина, которому 60 лет, это конечно, здорово, потому что ни один
нормальный хирург не будет оперировать без нужды. Значит, ты этому пациенту помогаешь как-то лучше
чувствовать себя в последующие 20 лет. Но вот когда ты оперируешь ребенка, которому всего год, и от твоей
операции будет зависеть вся его жизнь, его способность говорить, общаться, дружить, учиться, иметь семью...

Ты пытаешься сделать все последующие 80 лет нормальными. Это другая история.

- А вторая ипостась «фактора времени» - это рост?

- Вот именно! Я, когда преподаю юным врачам нашу специальность, всегда начинаю с того, что ВСЕ хирурги

оперируют в трех измерениях, в модных 3D. Но мы в нашей специальности должны считаться и с четвертным
измерением – временем. Все, что я делаю c лицом этого малыша сегодня, должно быть сделано так, чтобы во время роста всех тканей с возрастом – а разные ткани и разные части лица растут по-разному – результат остался гармоничным. Если я сегодня слишком натяну эту ткань носа, может сейчас это все выглядеть будет хорошо, но через 7 лет – ужасно. Поэтому я должен очень хорошо знать эти особенности роста и их предвидеть. Это все потрясающе интересно.

- В детской реконструктивной хирургии процентов 90 случаев – это врождённые пороки и только 10 – это несчастные случаи, последствия травм либо опухолей, так? А каков процент вообще детей с врожденными пороками развития?

- Ты сильно удивишься сейчас. Каждый из 800 новорождённый рождается с каким-то пороком. Это высокая цифра. Сюда включены любые пороки: сердца, лёгких... Но самый распространённый порок из всех – это дети с так называемой заячьей губой или волчьей пастью, т.е. с расщеплением – более или менее глубоким верхней губы, нёба и верхней челюсти.

Это один из каждых 1000 новорождённых. В Каталонии, например, рождается 85.000 детей в год.

Это значит, что в год 85 детей появится с этой патологией.

- Это ОЧЕНЬ много... Но почему? Известны причины?

- Причины прежде всего генетического характера. Но вообще интересно, что во всех странах и расах этот
процент одинаков: один из 1000 детей. Мы обнаружили, что зачастую причина напрямую связана с каким-то
токсическим процессом, который наблюдался у мамы в период 2-3 месяца беременности.
Это момент исключительной важности, когда голова любого эмбриона расщеплена, как пазл.
И если в этот момент происходит сбой, то эта расщелина не срастается.

- Этот дефект ведь легко обнаруживается на УЗИ, так?

- На 20 неделе беременности, если поражение затрагивает не только нёбо, но и губу, это видно на УЗИ.

- Но при этом делать операции внутриутробно, как это сейчас делается у вас в госпитале при многих

других отклонениях, не рекомендуется?

- Нет. Мы когда-то думали, что фетальная хирургия нам придёт на помощь и в этих случаях, но к сожалению,

взвешивая все за и против, мы пришли к выводу, что риски потери ребёнка во время фетальной хирургии выше,
чем те потенциальные достоинства, которых мы можем добиться при столь ранней хирургии лица.
Фетальная хирургия необходима при других патологиях – диафрагмальных грыжах, ряде поражений
дыхательной системы или позвоночника, потому что если не прооперировать в утробе матери,
ребёнок просто может умереть. А в случае пороков лица – эти пороки жизни не угрожают. Поэтому
нужно спокойно рожать. В самом обычном госпитале. А вот потом достаточно быстро искать экспертный
центр, чтобы быстро прооперировать ребенка.

- Я знаю, что к тебе приезжают пациенты из разных стран...

- Да, а иногда даже появляются пациенты до рождения. Однажды я получил e-mail. Там была картинка

УЗИ 20-недельного малыша в материнской утробе. А послание было следующее: «Привет. Меня зовут Луис.

Хочешь быть моим хирургом?» Что тут ответишь? Конечно, я был счастлив. Сейчас Луису 10 лет.

Он очень красивый ребёнок. А для его родителей я почти член семьи.

- Пако, можно как-то предотвратить развитие такого дефекта?

- Важный вопрос! Я вот часто езжу в Латинскую Америку читать лекции. И всегда начинаю и завершаю эти лекции простейшим советом! Пожалуйста, делайте так, чтобы женщина всегда выбирала, когда она хочет стать матерью (там это иногда не так)!

Дело в том, что женщина, которая заранее решила, что она хочет забеременеть, обязательно должна

начать за три месяца до предполагаемой беременности принимать фолиевую кислоту. Это же элементарно просто и очень дешево. Но этот простейший способ сокращает вероятность рождения ребёнка с пороком развития на 25 процентов.

Из 4 детей, которые должны родиться с каким-то тяжёлым пороком, мы спасем одного! Когда женщина уже

беременна – конечно, фолиевая кислота – это хорошо, но она уже не сократит на 25 процентов эту вероятность. Так что лучше все-таки планировать!

- Какие ещё случаи ты встречаешь часто?

- Дети, которые рождаются без уха. Совсем. В отличие от расщепления нёба, которое сопряжено с кучей самых разных проблем: речи, глотания, и др, отсутствие ушной раковины функционально почти не важно. Но эстетически – очень.

- Что же делается в этих случаях?

- В начале, к сожалению, приходится ждать... Лет до 10 (в этот момент останавливается рост уха) и до момента, когда ребёнок подрастет до 140 см. Дело в том, что для того, чтобы сделать имплантат ушной раковины, нам нужна хрящевая ткань, которую мы берём из реберных структур. И этого материала достаточно, когда ребёнок дорос до 140 см. Тогда мы берем хрящ, создаем форму, максимально похожую на другое ухо, и пересаживаем его под кожу. Спустя месяцы, когда под кожей эта струк- тура полностью приживется, мы делаем следующую операцию: на этот раз мы должны отделить эту подкож- ную структуру и сделать, чтобы ухо торчало.

- Неужели нет способа сделать это раньше?

- Пока нет, но мы как раз над этим активно работаем! Мы сейчас совместно с Бостоном стараемся вырастить собственную хрящевую ткань и сразу в той форме, которая нам нужна. Мы забираем у ребёнка маленький кусочек хряща из здорового уха (исключая возможность отторжения) и выращиваем его до размера, который характерен для 10 лет. Но в этом случае мы можем пере- садить это ухо уже лет в 7 – когда для ребёнка так важно пойти в школу и выглядеть там «нормально». Пусть одно ухо будет чуть больше, чем другое, можно это при- крыть волосами, но зато после 10 лет уши полностью сравняются в размере. К сожалению, иначе нельзя. Если сделать сначала одну операцию маленькому малышу и пересадить маленькое ушко, а потом делать новую – ткани будут уже изношенными, негибкими, все будет заметно. Поэтому нужно делать только одну операцию, но, конечно, нам бы хотелось делать ее не в 10, а в 7 лет.

- Кстати, взрослых людей с такой проблемой ты тоже оперируешь? Мне что-то вспоминается такое.

- Да, у меня были такие случаи, но уже в частной практике. Например, однажды один мой прооперированный пациент познакомился на дискотеке с мальчишкой 18 лет, у которого не было уха. Он тут же ему и выдал, что раньше он бы был «товарищем по несчастью». И моло- дой человек на следующий день уже сидел передо мной. Результатами нашими мы гордимся, они лучшие на национальном уровне и одни из лучших на мировом.

- Благодаря чему такие результаты?

- Руки и голова хирурга – это безусловно важнейшие вещи. Но есть и куча других совершенно необходимых

факторовА





Например, опыт! То, что я делаю сейчас, не сравнимо с тем, что я же делал 15 лет назад. Наш Минздрав пошёл по очень правильному пути в организации здравоохранения.

- Обеспечивая достаточную критическую массу случаев?

- Вот именно. Лет 10 назад руководство здравоохранения провело проверки. Оказалось, что, например, операции по имплантации уха делают в нескольких местах в Испании, но ни в одном из этих мест нет выдающихся результатов. Поэтому был выбран центр, в котором в то время результаты, были всё-таки получше, чем в среднем. И все случаи на имплантацию ушных раковин со всей Испании стали отправлять в этот экспертный центр, к нам: на сегодняшний день, мы контролируем 200 наших пациентов с этой патологией... это очень много. И именно этот опыт позволяет добиваться хороших результатов. Опыт, постоянное совершенствование и регулярная отчётность: перед правительством за каждый случай (мы отчитываемся и предъявляем фото- графии по каждому пациенту), перед своими учителями и перед самым собой. У меня есть потрясающая препода- ватель по теме ушных раковин – выдающаяся хирург из Франции. Мы каждый год проводим с ней клинические разборы каждого случая. Почему получилось так, а не иначе, что можно было сделать по-другому? Если этого не делать, а почить на лаврах – ты никогда не будешь выдающимся хирургом. Ну а с другой стороны, когда ты чему-то серьёзно научился после десятилетий тренировок - ты обязан этим делиться с юными или менее опытными врачами.

- Пако, ты, возможно, один из лучших в мире детских пластических хирургов. Сколько операций, например, по расщеплённой губе и нёбу ты сделал?

- Около 2.000. Вначале мы оперируем в первые 6 месяцев, затем иногда требуется новая операция по истечении года.

- Такой опыт... Он где ещё есть в мире?

- В Лондоне – в Great Ormond Street, в Париже – в Necker, и конечно, в Бостонском Детском госпитале. И у нас в Барселоне. Больше я бы никуда не поехал, если бы у моего ребёнка была такая проблема. Критическая масса – обязательна! И она есть только в этих госпиталях. Команда, которая состоит из потрясающих медсестер, ортодонтов, дантистов, отоларингологов и др. – это тоже обязательное условие.

И конечно, чтобы госпиталь, как наш, был детским: во всех проявлениях. Здесь должны работать мегапрофессионалы, но прежде всего профессионалы с потрясающими личными качествами. В нашем госпитале это так!




- Пако, дети – это ведь особые пациенты? Может даже, более благодарные, чем взрослые?

- расскажу тебе последний случай о детской благодарности. Ко мне пришел на контроль в сентябре один малыш: я его прооперировал до этого как раз в начале лета. Заходит малыш ко мне в кабинет с родителями и тут его родители и говорят так торжественно: «Ну что ж, теперь ты можешь отдать Доктору его Камень». Малыш подошёл ко мне и вручил камешек. И тут родители чуть не разрыдались! Оказывается, ребёнок нашел этот камешек ещё в июне на пляже, сразу после операции. Камень ему страшно понравился, и он решил подарить его Доктору Парри, поскольку я перед операцией подарил ему такую ракушку... В общем, он нашел этот камень и решил его сохранить. Все лето семья провела с камнем: это были папа, мама, ребёнок и камень, а точнее, все вокруг камня. Они его дважды потеряли за лето. Им пришлось за ним возвращаться из другого города в гостиницу... Малыш спал с этим камнем, ел с камнем и путешествовал с камнем, держал его в руках в машине... Взяли чемоданы? Взяли игрушки? Взяли куртку? Взяли КАМЕНЬ??? Так что когда родители увидели, что камень наконец-то вручен – для них это было дикое облегчение!

Камень этот теперь всегда у меня: у меня тоже есть мания в этом отношении. Камешек-то был непростой: он разделен как бы на две половины: одна половинка осталась у меня, а вторая у малыша...


НА ФОТО: ПАКО ПАРРИ И ОЛЬГА СОЛОВЬЁВА